Мировой кризис ч.8, или Из теории общественных организмов ч.4: эскалация рисков

В результате эволюции длиной в несколько тысячелетий общественные организмы провели оптимизацию рисков непрерывно развивающегося товарного обмена по цепочке социальных механизмов «товарный обмен – денежное обращение – банки – госбанки (центробанки)». Каждый следующий уровень купировал и утилизировал риски с предшествующего уровня.

Обсудим риски самого верхнего уровня.

Некупируемый глобальный риск

В финансовой системе с Госбанком на верхнем уровне государство остается носителем глобального риска избыточной эмиссии, являющейся косвенным инфляционным налогом на всех субъектов экономики. Риск купировался прямым (для монет) или законодательным (для банкнот) золотым обеспечением.

В целом правительства весьма ответственно относились к вопросам эмиссии. Обычно порог обеспеченной эмиссии переступался при необходимости финансировать военные расходы: государство конвертировало риск военного поражения в экономические риски всех субъектов экономики от обесценивания денег. Война по умолчанию позволяет осуществлять дефицитное финансирование государственных расходов в масштабах, немыслимых в условиях мирного времени. Избыточная «военная» эмиссия является формой социального компромисса в экстремальных условиях – всеобщим косвенным военным налогом, признаваемым гражданами справедливым и обоснованным, если война «продана» обществу.

После войны государство всегда старалось максимально быстро привести в порядок систему денежного обращения, если та оказывалась расстроенной.

Несмотря на ответственное в целом поведение, мысль, что государство в принципе не должно быть источником глобальных экономических рисков, усиленно культивировалась в общественном сознании.

Продажа идеи создания коммерческого Центробанка

В начале 20-го века Америка не имела естественных военных и экономических предпосылок для расстройства системы денежного обращения. Однако это не означает, что их нельзя создать рукотворным образом.

В 1906 г. Банк Англии повысил учетную ставку в два раза. Последовавший в условиях открытого финансового рынка массовый отток ликвидности спровоцировал в Америке серьезный финансовый кризис 1907 года. После неудачных попыток казначейства стабилизировать ситуацию путем выделения ведущим банкам дополнительной ликвидности, правительство обратилось за помощью к Джону Моргану, представителю, кстати, Ротшильдов в Америке. Не иначе кто посоветовал.

Морган «где-то» изыскал недостающую ликвидность, а также попросил наиболее крупных биржевых игроков поубавить пыл в продаже акций. Его неформальная просьба приравнивалась тогда к приказу. Рынки постепенно успокоились.
Политическому истеблишменту США на наглядном примере продемонстрировали возможности финансовой элиты, тем самым продав идею учреждения ею структуры, которая выполняла бы роль Центрального банка. Сделку юридически оформили в 1913 г. Исходя из логики развития ситуации, учредителями ФРС стали те же, кто создавал кризис 1907 г., т.е. учредители Банка Англии. Об этом косвенно свидетельствует и мгновенная национализация в 1946 г. за ненадобностью Банка Англии, которая последовавшала за ратификацией в 1945 г. Бреттон-Вудских соглашений, официально оформивших передачу функций мирового эмиссионного центра ФРС.

Комментарий 1. Частный Банк Англии был одной из самых таинственных и закрытых финансовых организаций мира. Точный состав его владельцев был неизвестен. Как удалось сохранить в тайне состав учредителей такой системообразующей организации в такой открытой стране как Англия – уму непостижимо. Просматривается единственно возможный способ: за любопытство и попытку разглашения – смерть.

Комментарий 2. Опыт Америки показал, что при открытых финансовых рынках мировая финансовая элита в состоянии дестабилизировать денежное обращение в любой сколь угодно экономически сильной стране. Поэтому в рамках открытой системы денежного обращения приглашение играть по ее правилам относится к разряду тех, от которых невозможно отказаться. Только тонко выполненное закрытие внутреннего денежного обращения и надежная физическая защита первых лиц государства создают предпосылки для выхода локальной политической элиты из под крышевания мировой финансовой властью.

Частно-государственное партнерство

Фактически ФРС – частно-государственное партнерство, в котором выразили заинтересованность обе стороны.

Финансовая элита готовила переезд из окруженной сильными противниками Англии, в изолированное государство с тем же культурным кодом, становившееся мировым экономическим лидером. Банки-учредители ФРС получили часть доходов от кредитной эмиссии, но главное, доступ к самой дешевой неограниченной ликвидности и инсайдерской информации Центробанка. Тем самым, они обеспечили себе доминирующее положение на финансовом рынке и гарантировали безрисковое существование в предпринимательской среде, априори конвертировав свои предпринимательские риски в риски остальных предпринимателей.

С другой стороны, политическая элита обеспечила лояльность к США мировой финансовой элиты, поскольку в рамках партнерства США отводилась важная роль силового инструмента, поддерживающего проекцию интересов финансовой элиты на остальной мир.

Формально, появлению ФРС в качестве Центробанка не откажешь в отсутствии логики. Во-первых, с точки зрения управления профессионалами, а не чиновниками, рисками системы денежного обращения. Во-вторых, с точки зрения гипотетического устранения риска избыточной эмиссии со стороны государства. Предполагалось, что учредители ФРС, обладая большим практическим опытом, являясь операторами финансовых рынков, будут осуществлять эмиссию более профессионально и ответственно, чем государство. По логике вещей, не будут же они, заинтересованные в стабильности системы денежного обращения, вредить самим себе.

Дьявол, как всегда, скрывался в деталях.

Нарушение правил риск-менеджмента

По факту создания ФРС задачу управления глобальным эмиссионным риском с позиций общего блага отдали в руки субъектов экономики, в течение многих веков профессионально умножавших личное богатство, уже с давних пор ставшее для них источником власти. По всей видимости, по умолчанию предполагалось, что среда алчных потомственных финансистов неким непостижимым образом взрастит честных справедливых пионеров, пекущихся об общем благе. Налицо очевидное нарушение правил риск-менеджмента на самом верхнем уровне.

Аналогичным по своему содержанию действием стала бы попытка гарантировать независимость судебной власти от государственной путем передачи той в частные руки. Разница лишь в том, что социальные последствия передачи в частные руки судебной власти более прозрачны для граждан, чем власти финансовой. Поэтому идею ФСС (федеральной судебной системы) сложно продать обществу. Глобальные риски же аналогичны.

Столетний Доу-Джонс

Приводится для иллюстрации последующего изложения. Масштаб обычный и логарифмический, поскольку в обычном нюансы до 60-го года трудноуловимы.
Пояснение для тем, кто не пользовался логарифмическим масштабом: участки, где рост в % одинаковый из года в год, выглядят на логарифмическом графике прямой линией, а не экспонентой, как на обычном графике. При увеличении скорости роста в процентах график отклоняется от прямой линии вверх, при замедлении – вниз.

Первый опыт эскалации глобального риска

Бурный рост Доу-Джонс позволяет предположить, что двадцатые были годами избыточной эмиссии. Из механизмов ее утилизации тогда функционировала только фондовая биржа, поскольку на ипотечном рынке из-за активного внедрения технологий массового строительства действовал устойчивый тренд на удешевление недвижимости (график в ч.4 мирового кризиса). С одной только фондовой биржей до серьезного кризиса доигрались быстро.

«Вплоть до финансового краха в октябре 1929 года вся страна – от банкиров до простых обывателей, словно обезумев, играла на бирже. Фантастические состояния наживались буквально за ночь. Те счастливцы, которые купили, например, в 1921 году акции «Дженерал моторс» за 25 тысяч долларов, к 1929-му были уже миллионерами. Процветали финансовые пирамиды. Так, владельцы компании «Юнайтед фаундерс корпорейшн» увеличили ее капитал за короткое время за счет доверчивых вкладчиков до 686 миллионов долларов, затратив на создание своего «детища» 500 долларов собственных средств. Появился термин «новый богатый» (newly rich), обозначавший человека, который оказался обладателем огромных сумм в банках вследствие спекуляций, а не трудолюбия и пуританской этики. Неизбежным итогом этой безумной погони за деньгами стал перегрев экономики и отрыв финансовой системы от материального производства.

Экономический рост в Соединенных Штатах прекратился в июне 1929-го, в сентябре началось падение курса акций, а четыре месяца спустя, 29 октября наступил знаменитый «черный вторник», когда рухнули акции даже самых надежных компаний.

Началась Великая депрессия, в ходе которой индекс промышленного производства США скатился со 114 пунктов в августе 1929 года до 54 в марте 1933-го. Объем выпуска предметов длительного пользования сократился за этот же период на 77 процентов. Акции гордости Америки компании «Дженерал моторс» к концу биржевой паники 13 ноября 1929 года упали с 73 до 8 пунктов.

Безработица выросла с 3,2% в 1929-м до 24,9% в 1933-м и 26,7% в 1934 году. 34 миллиона американцев из 130 оказались вообще без какого-либо дохода. В Нью-Йорке 300 тысяч учащихся перестали посещать уроки из-за отсутствия средств у муниципальных властей.

В 1939 году, после шести лет рузвельтовского «Нового курса», в США оставалось 9,5 миллиона безработных, то есть 17,2% трудоспособных американцев (во всей обрабатывающей промышленности было занято 10,3 миллиона человек). Объем промышленного производства так и не достиг уровня 1929 года», ссылка.

Обратим внимание, что в терминах, понятных обывателю, ФРС представлена как структура, предотвращающая риски инфляции и безработицы.

Экономический рост возобновился только в войну – лучшей мясорубке по утилизации финансовых рисков. Перл-Харбор был несомненным «подарком».

Следующий опыт эскалации глобального риска

Послевоенное расширение долларовой зоны подарило почти двадцать лет экономического роста и «честной» экономически обоснованной эмиссии. В начала 60-х после товарного заполнения долларового кластера экономики рост существенно замедлился, что требовало и соответствующего замедления эмиссии. Остановить ее не позволила задача финансирования на победу военной и цивилизационной гонки с Советским Союзом. Потомственной мировой финансовой элите требовалось обеспечить победу любой ценой, она в принципе не мыслила и не мыслит мир в терминах соревнования, в котором, как в любом из соревнований, возможно и поражение.
Первую утилизацию глобального эмиссионного риска провели через самый естественный механизм – доходившую до 18% инфляцию издержек, списав ее на злых нефтяных папуасов (мировой кризис ч.1).

После 80-го поднабравшиеся опыта профессионалы запустили три полноценных механизма купирования рисков избыточной эмиссии: 1) рейганомику, 2) государственную рейганомику и 3) иллюзорный контур экономики (разогнавший механизм капитальной инфляции).

В ч.7 мирового кризиса обсуждалось, что каждый новый механизм, купирующий риски, непременно привносит с собой новые. Рассмотрим их.

Рейганомика

В классической экономике не банк бегал за заемщиком, уговаривая взять кредит, а заемщик пытался продать банку свои риски. Выдавая кредит, банк тем самым «покупал» риски заемщика, временно принимая их на себя.

Комментарий. Поскольку риск – товар с отрицательной потребительской стоимостью, то при его «продаже» идет отрицательный платеж – вознаграждение выплачивается не покупателем, как это происходит в обычных актах купли-продажи, а продавцом риска.

В противоположность классическому подходу, рейганомика представляет собой намеренную эмиссию в обывательскую среду огромного массива кредитных рисков: навязывание кредита, особенно в обывательской среде, существенно увеличивает риск его невозврата. Произошла инверсия: не заемщик продает свой риск банку, а наоборот, банк продает заемщику кредит, рекламируемый как самый обычный товар.
На начальном этапе рейганомики приемлемый уровень эмитированных кредитных рисков тонизировал экономическую активность.

Проблема в том, что предпринимательский, по сути, кредитный риск был эмитирован в среду, не прошедшую тестирование на наличие предпринимательских способностей. Обыватели изначально сделали свой выбор в пользу более спокойной жизни в позиции «детей» и не обладают, за редким исключением, глубиной стратегического планирования, позволяющей досконально просчитывать последствия. По мере насыщения обывательской среды рисками качество заемщиков непрерывно снижалось. Риски становились все агрессивнее, в том смысле, что вероятность их актуализации становилась все выше. По мере накопления риски начали отравлять обывательскую среду, ухудшая социальное самочувствие, в итоге, снижая потребительскую активность.

В своей конечной фазе рейганомика превратилась в «избиение младенцев». Особенно ярко это проявилось в странах типа Латвии, в которой бывшие социалистические обыватели не обладали даже основами капиталистического опыта – что за все полученные блага, независимо от экономической ситуации, придется в итоге отвечать лично.

При рейганомике с банковской системы произошла метаморфоза: началась обратная ее эволюция с точки зрения управления рисками – из купирующей риски, она превратилась в эмитирующую их. В новой для нее роли уже ей самой потребовались дополнительные механизмы для купирования и утилизации рисков. Эту функцию взяли на себя деривативы, в первую очередь – кредитные дефолтные свопы (CDS) и кредитные ноты. Продавая их, банковская система окончательно взвалила на себя роль не покупателя, а продавца рисков.

Комментарий 1. По своему содержанию кредитные ноты являются инструментами перепродажи банками выданных ими кредитных пулов третьим лицам. Таким образом, данные инструменты представляют собой прямой канал для перекачивания спекулятивных денег из иллюзорного контура в выданные в реальном секторе кредиты. Посредством данных инструментов риски, создаваемые избыточной денежной массой, конвертируются в кредитные риски в реальной экономике. Использование этих инструментов превратило банки в посредников, довольствующихся комиссией за заключение сделки, между спекулянтами и конечными заемщиками.

Комментарий 2. Еще одним прямым каналом перетекания избыточной эмиссии в реальный сектор экономики является инструмент государственного долга. Именно поэтому, пытаясь утилизировать актуализировавшиеся кредитные риски, с целью оживления кредитования реальной экономики используются эти ранее проверенные и хорошо зарекомендовавшие себя каналы закачивания денег в реальный сектор экономики: количественные облегчения QE направляют на финансирование госдолга и выкуп у ипотечных агентств кредитных нот из закладных (MBS). Но не срабатывает: банки не кредитуют, спекулянты кредитные деривативы не покупают, что естественно: в долг дают, когда предполагают его возврат.

Всегда лучшим оценщиком рисков был их покупатель, заинтересованный не остаться в результате сделки с дефолтом на руках. Превратившись в посредника, передающего риски, банковская система естественным образом деградировала в качестве их оценщика, тем самым способствовала дальнейшей эскалации кредитных рисков.
Мало того, привлеченные доходами иллюзорного контура коммерческие банки окончательно порвали со своей функцией консерваторов рисков, принявшись спекулировать в нем на деньги в большинстве своем ничего не подозревающих об этом клиентов. Последствия размывания консервативных устоев банковской системы в полной мере проявились после окончания банкета – от краха ее спасают за счет ощутимой дополнительной эмиссии.

Обыватель видел банкет рисков, видит банковскую систему опохмеляемую от рисков в конечном итоге за его счет, и естественно, что в нем зреет протест. Кроме того, актуализировавшиеся, несвойственные инфантильной категории обывателей кредитные риски, навязанные ему системой, больно и чувствительно бьют по его социальному самочувствию. А это уже преобразует экономические риски в гораздо более опасные – социальные.

Государственный долг

Государственная рейганомика конвертировала глобальный риск избыточной эмиссии в бюджетные риски, риски государственных дефолтов и социальные риски будущих поколений.

На начальном этапе, пока уровень рисков был приемлемый, государства купировали их без труда. Кроме того приемлемый уровень рисков как обычно тонизировал экономическую активность.

Комментарий. Полное отсутствие рисков несет организму смерть, также как и превышение их критически допустимого уровня. Необходимость управлять рисками является первоисточником движения – эволюционным кнутом для организмов. Механизм получения удовольствия от качественного управления рисками является вторичным, поощрительным, эволюционно приобретенным источником их движения – эволюционным пряником. Без рисков исчезает необходимость двигаться. За этим – неизбежная гибель. На одном вторичном источнике движения долго не подвигаешься, центр удовольствий быстро устанет поощрять движение в полном отсутствии рисков. Поэтому существует оптимальный уровень рисков, соответствующий максимальному тонусу организма. Следует думать, что и человеку, и оборгам, столь кардинально купировавшим свои эволюционные риски, определенная их искусственная доза не помеха, а на благо.

По мере накопления риски начали отравлять государственный организм. Начиная с определенного момента, процесс воспроизводства новых рисков служил одной единственной цели – купировать ранее принятые государством на себя риски.
Государства, также как и коммерческие банки, включились с точки зрения управления рисками в обратную эволюцию: функционал минимизации рисков они подменили функционалом их эскалации в целях стимулирования экономической активности.

С началом кризиса, когда внешняя экономическая среда сменилась с тепличной на более жесткую, рядом государств тут же был превышен предел их возможностей по купированию накопленных бюджетных и дефолтных рисков.

Комментарий. Это как с очень больным человеком, неожиданно попадающим в жесткие внешние условия – вероятность гибели возрастает кратно.

Купируемые до этого риски, актуализировались. Их пытаются переложить частично на плечи обывателей, частично на плечи будущих поколений. Процесс вступил в неизбежную конечную стадию конвертации глобальных экономических рисков в социальные.

Иллюзорный контур экономики

Иллюзорный контур предотвращал актуализацию глобального инфляционного риска, утилизируя избыточную эмиссию в механизме капитальной инфляции. В силу пирамидального характера последнего, построенного исключительно на вере в продолжение экономического роста, его обрушение было лишь вопросом времени.

Однако механизмов капитальной инфляции, рейганомики и государственного долга для связывания огромной спекулятивной массы оказалось недостаточно. Тогда иллюзорный контур эмитировал облако бумаг для извлечения спекулятивного дохода за счет страхования экономических рисков – деривативов. Зарабатывающие на скупке рисков игроки иллюзорного контура сродни в этом игрокам казино. Зарабатывают в нем, как и в казино, только его учредители и сотрудники, за счет игроков, которые рано или поздно проигрываются: при обрушении иллюзорного контура риски неизбежно актуализируются, сжигая часть спекулятивной массы. Т.е. глобальный экономический риск от избыточной эмиссии конвертируется все в те же социальные риски, особенно болезненные, учитывая, что часть игроков в иллюзорном контуре – это социальные фонды.

Точка невозврата

Следует признать, что на начальном этапе эскалации рисков высокий уровень вызванной ими экономической активности предоставлял возможность, прервав эмиссию, утилизировать риски, поскольку потребности растущей экономики в оборотных средствах позволили бы переварить избыточно эмитированную массу денег. Однако экономическое здоровье принесли в угоду геополитической проектности, и в какой-то из девяностых точка невозврата была пройдена.
После точки невозврата объем накопленных общественным организмом рисков начал не стимулировать, а отравлять его. Теперь любая остановка гормонального стимулирования качка, в смысле – экономики, означала болезненное переваривание актуализирующихся рисков, т.е. дряхление мускулатуры.

Мало денег – много денег

С началом кризиса реальный и иллюзорный контур экономики стали абсолютно изолированными. Каналы перетекания спекулятивных денег из иллюзорного контура в реальный через госдолг и кредитные облигации сломались, поскольку спекулянты зарабатывают на риске «дать в долг» только когда верят в возврат. С этим эффектом и связана проблема под названием «денег мало – денег много»: денег не хватает в реальном контуре экономики, чтобы закрыть кредитные дыры и продолжить дальнейшее кредитование, тем самым поддержав реальную экономику, и много в иллюзорном контуре – у спекулянтов. Для последних, с учетом упавших фондовых бирж, единственным понятным источником заработка становятся сырьевые рынки.
Основная текущая проблема не в том чтобы избежать инфляции, а чтобы запустить контролируемую потребительскую инфляцию (но только не инфляцию издержек, к которой скатываются спекулянты), чтобы она сожгла облако тяжело утилизируемых рисков: кредитные дыры в реальной экономике и шальные спекулятивные деньги в иллюзорном контуре.

Механизм современных кризисов

Контролируя информационный мэйнстрим и средства «объективной» оценки состояния экономики, веру человека в ее непрерывный рост можно эксплуатировать достаточно долго. Но по мере накопления общественными организмами кредитных рисков происходит массовое отравление ими инфантильных субъектов экономики. Их социальное самочувствие ухудшается, потребительская активность падает. В то же время картины капитальной инфляции принимают абсурдный характер. В определенный момент кем-то произносится сакральная фраза «не верю», после чего по цепочке происходит обрушение экономики.

Первым падает пирамидальный по своей сути, основанный исключительно на вере механизм капитальной инфляции, проявляя скрытые до этого непрерывно растущими залогами необоснованные кредитные риски потребителей. Это стопорит механизм рейганомики, впрыскивавшей в реальный сектор кредитный допинг, в результате чего останавливается отравленная им экономика. В свою очередь торможение реальной экономики на фоне высокого уровня госдолгов усугубляет бюджетные проблемы, тут же актуализируя риски суверенных дефолтов.

Game over: ку-ку, ку-ку, ку-ку…, т.е. QE-QE-QE…

Рецепт предотвращения кризисов

Для живых систем рецептом от любого рода кризисов является следование стратегии эволюционной бритвы Оккама: не множь рисков сверх необходимого.
Сформулированный принцип применим и в любой сфере социального управления.
Если вернуться на экономический уровень анализа, то причиной обсуждаемых кризисов является допущенное на самом верхнем уровне управления нарушение правил риск-менеджмента. Оно стало источником непрерывной эмиссии глобального риска в экономических и политических интересах тонкого слоя финансовой элиты. Поэтому устойчивое посткризисное развитие возможно только после устранения этого базового противоречия.

Эскалация рисков превращает их в социальную отраву. В итоге, ресурсы – в избытке, обывательское счастье – в дефиците. Как результат, наивысший уровень счастья в кредитно «недоразвитых» экономиках, если, конечно, их намеренно не проблематизируют и не соблазняют односторонними картинками «счастливой» жизни в экономиках закредитованных.

Всем, кто соизволил дочитать, спасибо за внимание.

Тому, кто не очень устал, предлагается в качестве экскурса в историю короткое дополнение. Оно позволит составить мнение о сравнительной эффективности купирования глобального эмиссионного риска подконтрольным государству Госбанком относительно неподконтрольного частного Центробанка, последствия деятельности которого рассматривались в протяжении всего цикла «мировой кризис» (в его систему включены и производные от него папуасовые центробанки, каковым до сих пор является Центробанк России).

Памяти Госбанков посвящается

Госбанк России был учрежден в 1860 г. в результате упразднения прежней системы казенных банков. Несомненно, что он был инструментом государства. В его уставе подчеркивалось, что банк учрежден «для оживления торговых оборотов, упрочения денежной и кредитной системы». Естественно, в банке находились все счета казначейства.

До 1897 г. Госбанк не имел права самостоятельной эмиссии, выпуская банкноты и кредитные билеты по специальным указам правительства.

Госбанк проводил активные операции за счет свободных средств казны, входил в уставной капитал акционерных коммерческих банков, учреждал банки. Так, например, в 1882 году им был учрежден Крестьянский земельный банк с целью выдачи ссуд под расширение крестьянских наделов. В 1860-1870-е годы значительную часть его кредитных ресурсов поглощала поддержка предприятий, с трудом вписывавшихся в становление рыночной экономики – металлургических заводов Урала, потерпевших неудачу железнодорожных обществ, помещиков и пр. В последнем десятилетии XIX века главное место занимали вексельные и подтоварные кредиты, кредит под ценные бумаги, промышленный кредит, поддержка экспортных операций, прежде всего хлебного вывоза.

После войн – Крымской и 1877-1878 гг. с Турцией – денежное обращение вследствие эмиссионного «военного налога» на граждан естественным образом оказалось расстроенным. Курс кредитного рубля составил к началу 1878 года 69,1 золотых копеек. С целью его стабилизации была поставлена задача добиться золотого паритета бумажного рубля. Правительство приступило к созданию золотого запаса и уменьшению денежной массы.

С 1883 из находившихся в обращении 1133 млн. руб. к 1889 году было изъято 87 млн. После этого в течение 6 лет денежная масса оставалась без изменений, несколько увеличившись в голодные 90-е годы.

Торговый баланс России с 1882 по 1899 года был активен. Всячески поощрялся экспорт, в первую очередь хлеба, в организации которого активную роль играл Госбанк. Сдерживался, и в первую очередь высокими пошлинами, импорт. В итоге и торговый, и платежный баланс России были активными. Ликвидировали дефициты бюджетов, в частности усилением налогового обложения. На увеличение золотого запаса известное влияние оказало форсирование добычи золота и внешние займы. Все это позволило Госбанку скопить к 1897 году 1095 млн. руб. в золоте – сумму, почти равную количеству кредитных билетов, находившихся в обращении.

Только после этого была проведена денежная реформа, установившая систему золотого монометаллизма. Реформа официально закрепила сложившееся тогда статус-кво: кредитный рубль приравняли к 66 коп. золотом. Реформу 1895-1897 годов венчал закон о выпуске кредитных билетов и о золотом покрытии, предоставивший Госбанку право самостоятельной эмиссии кредитных билетов в размере, строго ограниченном настоятельными потребностями денежного обращения и исключительно под обеспечение золотом. Выпуск кредитных билетов, не покрытых золотом, ограничили пределом в 300 млн. руб. При этом банк прекратил конкуренцию с частными коммерческими банками за привлечение средств по вкладам и на текущие счета.
Что касается обеспечения регулятором устойчивости банковской системы, то еще в 1883 г. Государственный совет принял закон, в соответствии с которым наличность в кассе коммерческих банков вместе с остатками по текущим счетам в Госбанке должны были составлять не менее 10% обязательств банков. Это обременение по своему содержанию близко к требованию обязательного резервирования.

В 1908-1912 гг. Госбанк получал от кредитно-финансовых операций значительную коммерческую прибыль до 28-42 млн. руб. в год. Из общей суммы учетно-ссудных операций около половины приходилась на другие кредитные учреждения. Госбанк, как центральный кредитный и эмиссионный орган, и вся складывавшаяся вокруг него кредитная система, имели решающее влияние на всю финансовую жизнь страны и крупной промышленности.

Средства Госбанка перестали использоваться на нужды казначейства, наоборот, денежные ресурсы казначейства в виде свободных средств оседали на его счетах в Госбанке.

Отчетливо проявилась тенденция превращения Госбанка в «банк банков», которая, однако, не успела получить завершение.

Вместе с тем, в общественный дискурс настойчиво внедрялась мысль, что аффилированность Госбанка и государства является источником опасности – сделок между казною и банком. Взгляды, по которым Государственный банк является не “стражем” денежного обращения, а источником доходов и кошельком казны усиленно культивировались в России того времени.

Об уровне безответственного и корыстного управления государством глобальным эмиссионным риском свидетельствует тот факт, что по балансу Госбанка на 1 января 1914 года сумма выпущенных им кредитных билетов составляла 1 665 млн. рублей при золотом покрытии 1 695 млн. рублей. Активные учетно-ссудные операции в сумме 1 072 млн. рублей питались главным образом за счет «свободных средств казначейства» в сумме 951 млн. рублей. По размерам вкладов и текущих счетов Госбанк России стоял на первом месте среди крупнейших центральных эмиссионных банков мира.

Таковой была корысть суверена. Ее бы нынешним мировым эмиссионерам. После устранения ими системы «безответственных» Госбанков резвятся с эмиссией, словно дети какие. Так и хочется обратиться к ним: «Тише дети, не для того вам дали папу повесить, чтобы вы на нем качались, а чтобы в доме тихо было». Только вот, как донести до них? Не достучишься ведь.

Ноябрь 2011 г.

Оставить комментарий:

Подписаться
Уведомить о

16 Комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии